Барбара Картленд и ее любовные романы
Прекрасная монашка
Вчера мы оба делали вид, что не составит ни малейшего труда скрыть от всего мира, кто я есть на самом деле, но я не настолько глупа и простодушна, чтобы, не понять: рано или, поздно, а правда в се равно откроется. И тогда пострадаю не я, потому что нет ничего, чего впоследствии мне пришлось бы стыдиться; но для моей матери и Ее Величества последствия были бы ужасны. Кроме того, мы с вами хорошо представляем себе, какую злобную клевету в качестве оружия используют враги королевы, как они будутрады применить открывшиеся факты, которые неизвестно как обернутся впоследствии для Франции.
Мы не сможем убить свою любовь, монсеньер, зная, что обеспечивая себе счастливое будущее, приносим несчастья, а возможно, и беды другим людям. И поэтому вчера днем, когда мы сидели с вами в туалетной комнате в доме моей матери, я решила, что обязательно должна вернуться в монастырь. Я обязана принять постриг и провести остаток своих дней там.
Пожалуйста, монсенъор, немедленно возвращайтесь в Англию; не пытайтесь у видеться со мной или уговорить меня изменить свое решение: мы оба знаем, что оно правильно и только так мне и следует поступить.
Я люблю вас, как уже говорила прошлым вечером, и буду любить вас всегда. Берегите себя, дорогой монсенъор. Я буду всегда молиться за вас, и где бы вы ни оказались, что бы с вами не случилось, моя любовь всегда останется с вами...
Аме».
Герцог Мелинкортский долго смотрел на это письмо, а потом закрыл лицо руками. Однако, когда он спустился вниз к завтраку, то был уже полностью собран и владел собой. Изабелла и Хьюго ждали его, и по выражению их лиц его светлость понял: Дальтон уже сообщил им о том, что произошло сегодня ранним утром. Тихо всхлипнув, Изабелла протянула ему руку.
— Как это понимать, Себастьян? — спросила она. — Дальтон сообщил нам, что Аме куда-то уехала этой ночью, и одета она была в ту одежду, в которой сбежала из монастыря.
Ровным, лишенным каких бы то ни было чувств голосом, герцог Мелинкортский рассказал им обо всем, что случилось вчера днем, когда они с Аме находились в доме принцессы де Фремон.
Мы не сможем убить свою любовь, монсеньер, зная, что обеспечивая себе счастливое будущее, приносим несчастья, а возможно, и беды другим людям. И поэтому вчера днем, когда мы сидели с вами в туалетной комнате в доме моей матери, я решила, что обязательно должна вернуться в монастырь. Я обязана принять постриг и провести остаток своих дней там.
Пожалуйста, монсенъор, немедленно возвращайтесь в Англию; не пытайтесь у видеться со мной или уговорить меня изменить свое решение: мы оба знаем, что оно правильно и только так мне и следует поступить.
Я люблю вас, как уже говорила прошлым вечером, и буду любить вас всегда. Берегите себя, дорогой монсенъор. Я буду всегда молиться за вас, и где бы вы ни оказались, что бы с вами не случилось, моя любовь всегда останется с вами...
Аме».
Герцог Мелинкортский долго смотрел на это письмо, а потом закрыл лицо руками. Однако, когда он спустился вниз к завтраку, то был уже полностью собран и владел собой. Изабелла и Хьюго ждали его, и по выражению их лиц его светлость понял: Дальтон уже сообщил им о том, что произошло сегодня ранним утром. Тихо всхлипнув, Изабелла протянула ему руку.
— Как это понимать, Себастьян? — спросила она. — Дальтон сообщил нам, что Аме куда-то уехала этой ночью, и одета она была в ту одежду, в которой сбежала из монастыря.
Ровным, лишенным каких бы то ни было чувств голосом, герцог Мелинкортский рассказал им обо всем, что случилось вчера днем, когда они с Аме находились в доме принцессы де Фремон.